о мир, ты текст

Глава 1.
Аригасса.

Про эту женщину мне лично известно немногое. Первое – то, что она любит петь. И поет – по разным, любым поводам. Эта женщина знает сто тысяч песен, по песне на каждый человек и случай.
Еще эта женщина все время думает. Вы бы только знали, о чем! О посевах и урожаях, машинах и квартирах, кофе и сигаретах, лабиринтах и тупиках, она думает о работе, чистых озерах, горшках с бегонией, она думает об ангелах, чае и утюгах. И все – про любовь.
У нее длинные, тяжелые волосы, немного раскосые глаза, маленький рот. Ее зовут Аригасса. Она живет в городе, который стоит на двух реках. Реки текут в разных направлениях, поэтому Аригасса кажде утро решает – в какую сторону ей плыть. Возле берегов одной реки ростут кувшинки, а другой – плавает стая диких уток. Невероятно сложное решение, должна вам сказать.
Последнее время Аригасса плавает на своей лодке по своим рекам особенно часто. Все дело в том, о чем она думает – и о чем поет песни. А думает она о том, как бы ей научиться себя беречь. И поет – о том, как красиво кивают ивы облакам. Аригасса говорит: “Мне кажется, ответ находится прямо у берегов реки. Мне кажется, слова “беречь” и “берег” чем-то похожи. Мне кажется, берега берегут какую-то тайну, и я хочу ее выяснить. Я непременно, непременно ее выясню!”. Аригассе кажется, что она знает чего хочет.

Случается, Аригасса встречает какого-то мужчину. И сразу – вы вдумайтесь только! – начинает думать про любовь. “Не про утюги же мне думать, в конце-концов”, – хихикает она. Аригасса – самая трезвая женщина, но …

Аригасса живет в доме, в котором раньше жили злые духи. Когда они возвращаются проведать, все ли в порядке, Аригасса ставит им три стакана с молоком. А рядом кладет булочку с корицей. Аригасса рада любым гостям, которые могут принести новые сюжеты для песен. Злые духи приносят их с завидным постоянством.

Аригасса живет не сама. На большой лоджии в ее доме живет ручной северный волк. Иногда по ночам он воет, и тогда Аригасса спит особенно сладко. Он очень похож на собаку, этот волк, но никогда не лает. По вечерам Аригасса выпускает его, и тогда волк бродит тихими темными улицами, прячась в подворотнях от проезжающих мимо машин. У Аригассы в карманах ее широких нарядов всегда припасено лакомство для него: ржаной сухарик или кусочек сушеного банана.

Аригасса работает почтальоном. Она разносит большие и маленькие письма жителям города, в котором она живет. Когда она идет, то поет песню – обо всем. Иногда ее угощают черничным пирогом, а иногда – рассказывают последнюю сплетню. Сплетен в этом городе много, поэтому Аригасса может часами выслушивать новые подробности чьей-то жизни. У нее нет телевизора, поэтому она смотрит сериалы в окнах чужих домов.

Это очень счастливая женщина, Аригасса. Очень счастливая. Очень.

Такую песню Аригасса спела мне, когда я спросила – кто она? А она ответила:
“Про эту женщину мне лично известно немногое. Первое – то, что она любит петь. И поет – по разным, любым поводам…”

*

Глава 2
Ассагира

Ассагира любила воевать. “Я проиграла три сотни битв”, – говорит Ассагира.

В одной битве я была слишком слаба. У меня не было ни щита, ни меча, у меня не было даже пистолета или капсулы с ядом – чтобы убить себя, если проиграю. Кажется, я даже не хотела воевать – но я всегда не умела отказываться, потому начала. Меня ранили в живот и ногу. Против меня билась свора диких собак, они клацали клыками и отказывались меня слышать. Белая собака укусила меня за ногу, я упала. Я закрылась руками, обхватила голову, спрятала ступни. Я замолчала сердцем – на минутку. Они ушли, решив, что я умерла. Глупые, глупые собаки. Было больно, но с тех пор я умею молчать сердцем.

К слову, к слову! Когда я совсем проигрываю, я умираю. Один раз мне пришлось умереть на целый месяц. Я лежала на земляном полу в комнате, где меня заперли. Я не ела, не пила, не дышала, я так громко молчала сердцем, что меня вынесли – как мусор. Я встала и пошла дальше.

После я купила себе самый красивый меч из всех, что я видела. Я долго торговалась, у меня было пять золотых – ни граммом больше. Я проиграла – мне пришлсь отдать свою пашмину. Так бывает, иногда тебе просто не по карману.

Один раз я воевала с двумя мужчинами. Я не поняла, кто из них сильнее, поэтому билась с каждым в полную силу. Я проиграла, они смеются надо мной до сих пор. “Глупая Ассагира!”, – восклицают они, и смех эхом катится помеж гор. “Мы просто не вынесли бы этого позора”, – добавляют они, – “Да и вообще, нам-то не впервой”. О чем говорят эти двое, наверное, о своей силе.

Недавно я ушла в море – спасать китов. Я плыла на небольшом, но крепком корабле. Я слушала ветер моря и аплодисменты чаек. Скоро корабль пошел ко дну – старый спрут волок вниз что есть мочи. Приплыли киты и спасли меня. “Зачем?”, – плакала я на их больших гладких спинах. “Это же я хотела спасать вас!”. Они выкинули меня на берег, а потом неделю плавали рядом – чтобы сделать это еще раз, если я полезу в воду спасать кого-нибудь другого.

Я проигрываю каждый раз, когда вступаю в битву или собираюсь на войну. Я знаю, что они мне не по карману, они мне не по душе. Я проиграла три сотни битв. Каждую – когда на нее согласилась.

“Такая вот история”, – говорит Ассагира и показывает лезвия мечей, завернутые в тряпки. “Я больше не хочу”.

*

Глава 3
Письмо с границы миров.

Странная новость: у Аригассы есть силы, но нет желаний. Странная сплетня: у Ассагиры желаний хватает на маленький поезд и тележку, но сил совсем не осталось.
Мне давно предлагают их познакомить. Говорят: ну своди ты их куда-то, в конце-концов. Даже издалека ведь понятно, что они просто созданы друг для друга. А я, честное слово, незнаю как. Когда я нахожу одну из них – вторая автоматически теряется из виду. Мне говорят: это тебе кажется. Я молчу в ответ.
Недавно пришло письмо, от Ассагиры. Она пишет (своим быстрым, незамысловатым почерком), что не так давно была в путешествиях. Деталей она не указывает, говорит только что было сложно. “Крокодилы реки Тока-Тока – ласковые цыплята по сравнению с чудовищами, которых я встретила недавно. Все реки, которые я так и не переплыла – я точно знаю это! – теперь для меня не страшнее, чем хлорированная вода из крана”. Я редко понимаю, что Ассагира имеет ввиду: как правило, она говорит о слишком многих вещах одновременно.
Что до Аригассы, то у нее все как всегда – слишком хорошо. Она крахмалит простыни по воскресеньям, уплетает за обе щеки торты-суфле и сильно радуется жизни. Недавно мы с ней созванивались, я слышала (сквозь призму радиопомех) звонкий смех на заднем фоне. Сама она пыталась рассказать мне о своих наблюдениях, про что-то, что видела своими собственными глазами (“Это легко подтвердят сотни глаз и тысячи ушей!”, – говорит она). Да и как может быть по-другому? Недавно ее повысили в звании, теперь она не просто какой-то там почтальон какого-то там городка, нет, теперь она “Почетный Почтальон Города-Героя”. Такие вот дела.

Было бы глупо обманывать вас – да и себя. Чем больше я думаю про Ассагиру и Аригассу, тем больше ко мне закрадывается одно простое, простое ощущение. Будто бы это один и тот же человек. Будто бы… А может – я просто слишком подозрительная.

*

Глава 4.
Новости с полей города Почетного Почтальона.

У Аригассы в голове дети.
Она осторожно, не торопясь, рассказывает им сказки на ночь. “Разве так бывает?”, – удивляются дети. Аригасса кивает. Она трогательно шлепает рукой по столу, когда говорит им, как тянуть звуки “а”, “о” и “е”.
Дети тянут пальцы в рот и улыбаются глазами. Они слышали эти сказки уже давно, да и много раз – но им несложно. Еще. Одну.
Аригасса варит им кисель и взбивает пюре. Когда дети едят руками, она смеется и закрывает глаза тыльной стороной ладони. “Еще?”, – спрашивает она, и они послушно кивают.
Кажется, у Аригассы все хорошо.
И волк не скулит, и тихо, и только скучно немного.

*

Глава 5.
Не до конца исправленная, но правдивая история про Ассагиру.

“Ах”, – говорит Ассагира, – “Что то была за речка!”. Она рассказывает про место, где родилась. Вспоминает пейзажи и перебирает в руках четками. “Круглые дома, раз”, (слышно, как шуршат четки), “Большие, длинношеии камыши, два. Холодная, стремительная вода – три”. Ассагира улыбается глазами и щурится.
Как я любила эту речку! Я умывалась ее водой, стирала ее водой, пила ее воду, смывала блуд ее водой. Вначале она казалась огромной, и дальний берег – так далеко, так далеко, будто бы я никогда и не говорила о детстве, понимаете?”. Ассагира смеется.

А потом, вдруг, я узнала про море. Мне нарисовали картинку, а рисовали ее прямо кисточкой на плече, гуашевая кобальтовая краска. Я долго не верила, потом злилась (как это – без другого берега?), потом расстраивалась и смывала море со своей кожи, наслюнявив палец и докрасна натирая место с картинкой. Когда я попала наконец на море, меня везли туда на семи поездах, то поняла, что кобальтовая краска очень плохо стирается с человеческого тела. Море вьелось в меня, точка.
Ассагира трет мочку уха и накручивает на палец локон волос. Задумчиво она тянет шепотом “Океан…” – и наконец-то начинает свою настоящую историю.

Один раз я решила переплыть океан. Я наделаЯп чешую, что купила на рынке у торговки, заплела волосы в косу и отправилась на берег. Там сидел человек. “Добрый человек”, – увидела я и решила узнать. Холодное, утро, витая нитка разговора. “Я ухожу в плавание”, – обьяснил мне добрый человек и махнул рукой в сторону океана. “А ты чем занимаешься?”. Я обьяснила ему, рассказала про речку и море, про то, что ухожу вместе с ним. Солнце медленно всходило, волны звали. Мы взялись за руки и отправились в плавание.

Когда Ассагира рассказывает эту историю, то часто замолкает и делает длинные, задумчивые паузы. Иногда запрокидывает голову и прерывисто хохочет, показывая крупные белые зубы. “Я буду рассказывать, но знайте – вряд ли я смогу попасть в стиль”, – говорит она, опять закрывает ладонью лицо и смеется. (“Ей плохо? Что с ней?”, – то и дело спрашивает переводчик).
Так вот, мы переплывали океан. Вы знаете, я переплыла столько воды, что не хватит пальцев ее пересчитать. Другие говорят, что так не бывает – чтобы так много, и у меня нет сил им возражать. Вместо этого – я просто расскажу, расскажу и будет.

Мы хлопали руками по воде, и брызги встречали рассвет в воздухе. Вначале всегда так, вы знаете: все от переизбытка сил. Я увидела, что добрый человек обогнал меня – и бросилась за ним. Проплыв весь рассвет, я сталаза ним поспевать.
“Если бы вы только могли знать, как он меня раздражал”, – усмехается Ассагира. “Это должен был быть только мой океан, я и он, но добрый человек все испортил. Он был сильнее, этот добрый человек. И знаете – он даже не делал вид, что будет меня ждать”.
И вот я наконец-то успела. “Теперь я первая!”, – крикнула я ему. Он поднял свои добрые глаза, помахал рукой в воздухе и легко поплыл быстрее. Я била ногами по воде, но быстро устала. Добрый человек схватил меня, схватил за пятку, представляете? И начал щекотать.
Ассагира закрывает лицо руками и перестает улыбаться, качая головой из стороны в сторону. “А потом он стал акулой.”

У нее были гладкие серебряные бока, плавники, которые ранили, как наждачка – стоило только случайно дотронуться. Гибкая, мускулистая машина с острыми зубами в несколько рядов. Страх сковал мое тело, забился комом в горле, застелил глаза слезами. Акула, добрый человек. Добрый человек – акула. Уплыть я от нее не могла, убивать мне ее не хотелось ( да и не было сил ), поэтому я приняла решение. Я решила узнать – как долго выдержу рядом, вот так, бок о бок. Как потом призналась акула, она тоже плыла не просто так: ей было интересно, как долго выдержит она рядом со мной, прежде чем все-таки не вытерпит и сожрет. Пока мы плыли, я гладила ей плавники, и кровь красными нитками попадала в воду, вместе со стертой кожей с ладоней. Акула приподнимала голову, поворачивала ее из стороны в сторону, словно собака, водя носом, и начинала плыть еще быстрее. Я делала все, чтобы не отстать.

Так мы миновали три громадных острова, закиданных бананами и кокосами, деревянными дощечками с примитивными календарями, нудистскими пляжами и маленькими кострами по периметру.

В каком стиле я переплыла этот океан? Ассагира тушит сигаретку, которую закурила после описания неба. Конечно, это был классический брасс. По скоростным параметрам он проигрывает другим спортивным способам плавания, тому же баттерфляю, овер-арму и тренджен-стилю. Но в прикладном плане это беспроигрышный вариант: бесшумный, с возможностью легко просматривать пространство над водой и приятной возможностью преодолевать большие расстояния при минимуме усилий.

Ассагира описывает небо. Говорит, что оно ей ну очень нравилось.

Ассагира закуривает сигаретку, закусывает ее зубами и продолжает рассказ.

Когда я плыла через этот океан, я видела много сирен. У них были синеватые, пухлые губы, длинные ресницы, которые волновались словно крылья чаек и громадные, черные глаза. Они смотрели на меня с самого дна этого океана, приветливо махали руками, беззвучно раззевали рты и смеялись миллионами пузырьков. Я махала руками в ответ, судорожно улыбалась и открывала глаза прямо под водой, показывая, что я их вижу. На этом они успокаивались. Акула плыла рядом.

Когда солнце начало садиться, по всем законам жанра, появились чудовища. Вода в океане стала буро-красной, она потемнела, и становилась все темнее – с каждой минутой, с каждыйм последнийм вздохом солнца. Волны подняли меня, и я увидела гигантского спрута, с большими, навыкат, глазами.
“Классические 20 секунд экшена”, – ухмыляется Ассагира. “Я не видела таких чудовищ нигде и никогда. Я очень не хотела менять океан на речку с проводником. Я забыла всех писателей, что говорили куда мне идти. Я очень хотела выжить – я понимала, что не смогу”.

Я видела только громадные, толстые, отвратительные щупальца, они были уже совсем рядом, когда произошло невероятное. На поверхности воды бликом появился плавник акулы, потом пасть, потом я увидела все 7 рядов зубов – и красный закат смешался с красой кровью, и стало совершенно непонятно, где солнце, а где – мое спасение.

В ночь начался шторм, он прибил нас почти к берегу последнего из трех островов. Я захлебывалась соленой водой – и понимала, что слезы в детстве совсем не щиплют. Но знаете, есть верная примета. Если шторм начался – то когда-нибудь он закончится, как закончился и этот. Я нашла старую лодку, которая стояла на якоре, почему-то не лодка не стала обломками. Я забралась туда, обняла колени руками и выдыхала весь ужас, что пережила за день.

“Я не могу быть обьективной”, – говорит Ассагира. “Я ведь все еще переплываю этот океан, знаете ли. Я понятия не имею, как долго продержится это странное партнерство, я не в курсе, скоро ли у меня вырастут жабры (да и выростут ли вообще?), я не представляю, куда именно мы попадем в конце истории. Ночь смягчает мои черты лица, деревянная лодка, которая нашлась сразу за третьим островом, плавно покачивается на волнах, вокруг лодки плавает акула. Иногда я опускаю руку в воду – и, когда она проплывает рядом, пальцами легко касаюсь ее морды. Акула никогда не спит, она все время движется, у нее нет плавательного пузыря, и если она остановится, то утонет. Но знаете, я очень сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Я должна признать и то, что скорее у меня выростут жабры.

“Ах, вот еще”, – говорит Ассагира. – “В конце этой истории акула все-таки окажется человеком. Просто я об этом уже забыла”.

Забудем и мы.

*

Глава 6.
Второе письмо с границы миров.

Все, что я сейчас пишу ( а я пишу, пишу!!! ) кажется мне каким-то неправильным, неестественным, вроде уже не про то, но еще не про это, про любовь к поездам я говорила уже стотыщмильонов раз, про мужчин ничего нового не обнаружено, только обезоружено, сложено, выстирано, выглажено, я знаю, что мои реки текут, и там все так же живут племена, и женщины спорят между собой, я слышу моря и океаны – но что нового я могу про них сказать, сказали так много, так остро, глубоко и сильно, что и сил нет добавить что-нибудь. Что касается Аригассы и Ассагиры, они были обнаружены в чужой книжке, под именем одной был банк, другой – бензоколонка.

И все эти старые связи – уже так ясно, так четко понятно, что не старые, а главное – что не связи (кто-то громко хохочет). И все эти сильные боли – уже понятно, что не сильные, а главное – что не боли (где-то гремят грозовые раскаты). И вся эта умная я – уже понятно, что не умная, а главное – что не я (…).

*

Глава 7
Еще раз про песни Аригассы – с примерами.

У Аригассы – очень большое сердце, которым она поет.
Кто-то вздумал пошутить, когда отдал его ей. В нем всего слишком. Слишком много любви и радости, слишком много боли и горечи. Когда Аригасса наглатывается чужого дыма злости, то кашляет потом неделями – так много вмещается в ее сердце.
Аригасса очень любит готовить. Особенно – пироги. Она раскладывает все на столе: масло в круглой чашечке, бумажный пакет с мукой, несколько яиц, сахар. Месит тесто. Мука рассыпается, растворяется в воздухе, попадает Аригассе на лоб и щеки. Аригасса ставит тесто – и готовит начинку. Она кладет в пирог грецкие орехи и груши. Сверху, когда готово, льет растопленый мед. Весь город слышал о волшебных пирогах Аригассы, внутри которых орехи с грушами танцуют вальс.
Время от времени Аригасса устраивает себе дни красоты. Она втирает в тяжелые черные волосы оливковое масло, делает себе ванну с пузырьками и долго там сидит, пока не остывает вода – или пока не закончаться пузырьки. В воду она добавляет молоко. Потом растирает кожу солью с медом, отчего начинает пахнуть, как темечко младенца.
В сердце Аригассы так много нежности. Когда она застаивается, а такое иногда случается, то начинает бродить. Иногда, перебродив, она становится похожа на виски – крепкое и спелое. Когда какой-нибудь человек выпивает это виски, его может шатать неделями – от сладкого хмеля в голове. Когда у Аригассы берут ее нежность – будь то виски, вино, ягодная настойка – она становится счастливой, как никогда. “Словно вытаскиваю пробку из ванны, и смотрю, как убегает вода”, – улыбается Аригасса. “Ужасно красиво, и звук такой славный”.

Аригасса очень любит животных. У нее постоянно (не считая северного волка) кто-то живет. К ее порогу жители города приносят хорьков, потерянных кошек, лисиц с перебитыми лапами, испуганных птиц. Аригасса заворачивает их в теплое одеяло из флиса и отогревает возле печки. Какие-то звери остаются, некоторые – уходят. Аригасса выпускает их из дверей своего дома с открытым сердцем, она очень любит дарить свободу. Так она понимает любовь.

Последнее время Аригасса стала часто пить кофе. Она купила себе красивую старинную джезву с вензелями на днище. Она варит кофе с шоколадом и корицей, а когда оно готвится – взбивает сливки маленьким венчиком. Аригасса разливает кофе в фарфоровые чашки из разных сервизов и ждет гостей.

Некоторые в городе считают Аригассу немой – так редко она говорит. Другие подозревают, что она глухая – так мало она слышит их слов. На самом деле, все обстоит совершенно иначе. Аригасса не считает нужным – ни слышать, ни говорить слова. Она слышит и говорит сердцем.
У Аригассы – очень большое сердце, которым она поет.

Пример номер один.

Однажды ко мне постучались в дверь. Милый, веселый господин пришел – и сообщил радостную весть. Он снял свой сюртук, камзол – и все остальные одежды, что носят английские пэры. Снял – и сообщил: мол, пора вам к нам на выставку. Ой как здорово, ответила я, а выставка чего? Выставка всего, гордо сообщил господин, пройдемте. Недолго думая, я взяла свои чудо-сапоги, лапку лисички, глаза выдры – и пошла.

Был большой, дикий базар. Там носились духи и привидения в масках. Маски слетали, как шелуха со спелого лука. Р-раз – Два, кричали булочники – и их подручные маршировали с невидимыми глазами. Три-четыре, подпевали им молочницы – и их дети сербали молоко.
Что же тут делаю я, в очередной раз спросила я господина. Все, что у меня есть – невеликое богатство, чудо-сапоги, лапка лисички да глаза выдры, куда я с ним? Вы идите , ответил господин, идите-идите, авось что-то – да продасться. Какой чудный человек, – воскликнула я – и побежала искать свободное место в рядах.
Было свободно 2, 5 и 6 – но оба были в каком-то едком налете, не то после рыбы, не то после желчи. Я отошла – чуть-чуть за угол, в маленький закуток, где было тихо и темновато, но главное, главное – не было ни одного покупателя! Как чуднО, думала я – ведь совершенно нечего стыдить себя таким скудным барахлишком.
И тут, смотрю – ко мне идет тот самый господин. Чего продаете, спрашивает. А я ему в ответ – да так, всего понемногу. Чудо-сапоги сносила уже, лапку лисички измусолила, а вот глаза выдры для меня вообще непонятный инструмент в домашнем быту. Ах, сказал господин, ах. А что вы скажете про вот это вот ненужное? А что я скажу, ответила ему я, ну что я скажу? Вот это вот сердце ненужное. Не стоит, потому не пылится, что с ним делать и незнаю, и не выкинуть, и дарить неохота. Ах, воскликнул господин, ах! А продайте его мне!
Ну а я что – взяла да согласилась.
Так у меня появился господин сердца.

Пример номер два.

Любовь – ткачиха-мастерица.
Вначале она прокалывает тебе сердце, тонкой острой иглой. Продевает красную
шелковую нитку. Закрепляет сзади узелок. Несколько раз дергает – прочно ли?
Сильно ли? Надежно?
А потом Любовь вышивает. Петли ложатся на петли, узелок на узелок – и вот
твое сердце в сетке из красных шелковых ниток. Сердце бьется, и Любовь еще
раз проверяет – не сильно ли туго? Может ли человек дышать?
Шелковая нить – самая нежная, самая прочная, самая острая. В местах, где
Любовь перетянула – сердце начинает кровоточить. Это не сразу заметно.
Сердце красное, нить красная, кровь красная. А потом – больно. Чуть-чуть. Но
сердцу спокойно. “Ладно”, – думает Сердце. – “Потерплю”. В колыбели из
шелковых нитей так спокойно, так сладко, так …
Когда Любовь заканчивает, у нее в руках остается хвостик. Она поглаживает
сердце, последний разок проверяет натяжение и прочность, отдает его – и
уходит.
“Как?”, – думает Сердце. – ” Никто мне не говорил, никто не предупреждал”.
Сердце, сердце, что же ты?…
Потом, чтобы выпутаться, Сердце сжимается. Так сильно, как только может. Но
нитка – уже внутри, Сердце прошито насквозь. Любовь знает свое дело. Если
очень повезет, прийдет Другой человек. И медленно, чтобы еще больше не
ранить Сердце, вытащит нитку. Развяжет узелки. Перережет петли. Поцелует
раны.
Красная шелковая нитка. Берегите свое сердце.

Пример номер три.

У меня был друг, и у него было рваное сердце. Кто-то случайно перелазил через него – и задел. Задел так сильно, что мой друг забыл, что у него оно вообще есть – зачем оно нужно-то : рваное и непригодное? Это не руки, хлеба ими не спечь, не глаза, города не увидеть, не ноги – в дали далекие не пойти. Начто оно нужно, спросил он у меня. Я промолчала – и не ответила. Я сама не знала – только для страданий, да и то – не факт. Точно – только для страданий, переспросил мой друг. Точно, ответила я – и на секунду засомневалась.

Некоторые люди видят глазами: моря и реки, океаны, озера – это все их слезы, которые внутри. Некоторые видят ногами – все эти нехоженые тропы и узкие закоулки. А некоторые видят сердцем. Что они видят – никто не знает, но иногда, совсем иногда, очень-очень иногда, про них говорят – зрячие.
Но еще реже – если это совсем по-настоящему – про это молчат.

Вывод.

Все эти примеры Аригасса решила – в кратчайшие сроки. А потом спела песни – про ответы.

*

Глава 8.
Да, Ассагира действительно искала гуру.

Один раз я решила найти гуру, говорит Ассагира.
Я поехала искать его туда, где обычно ищут все герои. Я нашла царство под номером три дробь девять. Я летела, бежала, плыла, перепрыгивала с кочки на кочку девять лет. А потом еще три – на поиски гуру в самом царстве.
В поисках, я научилась петь, как соловей в клетке, как вьга ночью, как рыба под водой. Я научилась идти нехожеными тропами, я научилась ночевать в берлогах у медведей и у мышей-полевок, я научилась пить солнце и заедать каплями росы, когда совсем голодно.
Я встретила много людей. Я видела столько злых королев и добрых принцев! Королевы давали мне напиться воды, а принцы – забирали последний хлеб. Я видела, как добрые люди скручивают нитки, толстые суконные нитки, а потом плетут из них канаты. Я видела, как злые люди вешают их, а потом все смеются. Особенно – те, кто продолжают работать на веретенах.
Я шла с луком, наконечники стрел которого были вымазаны ядом. Я не выстрелила ни разу, я подарила все стрелы – рыбакам на острове Суно, министрам страны Оз, королю 3,14 царства. Они приняли – как лекарство. Они стали сильнее. Странно, но когда я отдала все стрелы, стала сильнее и я. Возможно, просто стало легче идти.
Посмотрите на мои мозоли на ногах, говорит Ассарига. Видите самую большую? Я получила ее, когда решила остановиться. Я простояла сто часов на камне, я ни разу не вздохнула, ни разу не пошелохнулась. Вначале было лето, потом пришла осень. Листья падали на мои плечи, ветер бил меня по лицу, но я стояла, я не знала куда идти. Потом начался ливень, река вышла из своих берегов, и унесла меня – так далеко, что я даже не представляла, в какую сторону мне смотреть. Видите мои мозоли на руках? Самая большая – из этого путешествия. Пока река несла меня, я ни разу не выпустила из рук камень, на котором стояла. Он был единственным, что я знала. Иногда так страшно отпустить свое прошлое.
И вот, я шла к гуру, я же сказала. Я шла, летела, плыла. Я не помню ни одной беды, что со мной приключилась, ни одной плохой истории – это все были приключения. Один раз я встряла в медовое озеро. Утром прилетели пчелы. Они собирали мед с моих плечей, глаз, волос, и ни одна не укусила. Незнаю, к чему это я – просто вспомнилось.

Когда я наконец-то попала в Тридевятое Царство, то встретила человека. Большого человека. Он был выше меня на три головы, его ступня была размером с таз, в котором я стирала белье дома. Он повел меня, сказал -что на экскурсию, и я пошла за ним. Земля в этом царстве была такая горячая, что я не могла идти босиком, поэтому залезла к нему на плечи. Лаптей у меня не было.
Большой человек шел, и рассказывал смешные, дикие истории про енотов и вожаков, и я подпевала ему. Он рассказал, что когда-то здесь была зима, а теперь – вечное лето. Он вспомнил сто тысяч десять притч, и все пришлись мне по душе. Он доставал из своих карманов зерно и кормил курей, которых здесь было полным-полно. Вскоре мы дошли до его дома, и я познакомилась там с его матерью. У нее было 17 детей, все, от мала до велика – сыновья. крепкие, рослые, круглые, тощие, нервные, циничные, нежные. Она сказала – выбери любого. Я посмотрела на Большого человека, он улыбался в усы. Ладно, сказала я, пуст будет Большой человек, я не буду с вами спорить. Они рассмеялись веселым смехом, и мать Большого человека сказала: идите дальше, там свободно. И мы пошли.
Мы перешли тростниковую заводь, лес, горы, мы вышли прямо к солнцу, оно висело вверху и смотрело вниз – как большое, зрелое яблоко. Большой человек снял меня со своих плечей и сказал: “Дальше ты сама, Ассагира”. Что мне оставалось делать? Я поцеловала его в большую, колючую щеку, обняла на прощание и мы засмеялись. “Нам было хорошо вдвоем”, – сказал Большой человек. “Иди паси своих коз”, – ответила ему я и пошла спускаться с горы.
В самом конце моего путешествия я нашла дверь. Обычную такую, дверь – дсп, с желтой облезлой ручкой. На окнах рядом с ней почему-то висела новогодняя мишура. Я постучалась и вошла. Там сидел маленький, сухонький человек. Он курил трубку и пускал кольца дыма.

• Ты нашла своего гуру? – спросил он.
• Ага, нашла, – ответила я.

Ассагира улыбается и заправляет волосы за уши. Все банально, говорит Ассагира. Я посмотрела на него – и пошла дальше.

*

Глава 9.
Ассагира без названия.

Ассагира нервничает. ” Я так ничего и не поняла”, – признаетеся она.
Он мне сказал: будь нежнее. Это мне, мне, понимаете? Мне, которая была в трехста битвах, и все проиграла. Мне, которая шла болотами и лугами босиком, чтоб больше запомнить. Мне, которая…
Да, да это я такая, все эти известные (грустные и поучительные) истории только и только про меня. Я никогда не вспомню, как любить – потому что никогда не знала. Я не могу быть нежнее – это ведь значит, что мне нужно выбросить все свои латы, доспехи, мечи, щиты, кольчуги. Куда я их дену? Кому они нужны? Как я смогу их снять? Мне кажется, если когда я буду стягивать с себя латы, то порву себе кожу. Да, а когда буду снимать шлем – выколю глаза. Кто будет защищать тогда мое тело? Кто будет тогда видеть моих врагов?
Разве кто-то поможет мне идти по болоту – и нести мои вещи?
Разве кто-то закроет мой затылок от чужих стрел? Мою хрупкую шею от чужих рук? Мои лопатки от чужих пик?
“Я так ничего и не поняла”, – признается Ассагира.
И как это – идти налегке? Как это, не тащить свой шлем по песку вслед за собой? Как это – ведь меня потом не найти.
Да, он мне сказал: будь нежнее. А я, что я, понимаете? Я убиваю своей нежностью. Я-то знаю, знаю всех, кто умер – каждого из них. А почему? Потому что за каждого из них ложилась в могилу, вместо.
Вот и теперь думаю. Быть нежнее. Это как призыв – ну, убей, убей же! А я не хочу, надоело. Пусть лучше убьют меня. И напишут эпитафией: “Так и не раскрыла все ресурсы своей нежности и потенции любить”.
И вот он говорит мне ” будь нежнее”, и я думаю – ну, а если попробовать? Мне не хватает мудрости принять это решение, мне легче думать: “разве”, “как это” и “кто же”.
Грустно, говорит Ассагира. Я так ничего и не поняла.

*

Глава 10
Письмо Аригасса: вообще непонятно, кто и кому.
Аригассе пришло письмо. Белый запечатанный конверт размером с ладонь. Аригасса разнесла письма уже всем жителям в городе, и только оно осталось. Проверив несколько раз адрес, она поняла – это ей.
“Кто мог писать мне?”, – думала Аригасса. “Кто может думать, что мне будут интересны его слова?”. Аригасса распечатала конверт, там лежал засушеный ландыш. Он пах, словно его только-только сорвали, вырвали из черной, зернистой земли и принесли в лукошке. “Пахнет любовью”, – улыбнулась Аригасса.
Она принесла его домой, нашла маленькую вазу и наполнила ее водой. ” А вдруг?”. Сухой, плоский цветок должен был ожить – по ее плану. Белый конверт она разрезала по швам перочинным ножиком с костяной ручкой. “Я напишу ответ”, – поняла она.
И Аригасса начала писать. Она взяла масляные краски – и нарисовала море. В маленькой ступке она растолкла специи и пряности, и насыпала тонким слоем сверху. Больше ей сказать было нечего.
Через неделю ландыш ожил. Он пусил корни, и Аригасса пересадила его в горшок с бегонией. Пришло время отправлять ответ.
Аригасса сложила из разрезанного конверта бумажный самолетик и выпустила его в окно. Она умела писать письма только одному получателю. Только один адрес Аригасса знала наверняка.

Аригассе пришло письмо.

*

Глава 11.

Третье письмо с границы миров.

Иногда мне кажется, что Ассарига и Аригасса – это женщины одной, простой, но непонятной мне истории. Иногда мне кажется, что они друг другу снятся, я только путаю – кто кому. Я знаю, что слышу их песни – такие разные, такие непохожие. И не могу переключить волну. Не хочу.

*

Глава 12
Начало истории или ее итоги. (стерто и записано заново).

Три раза у Аригассы и Ассагиры случалась одна и таже неприятность: они разговаривали с чертом.

Первая встреча произошла прямо у Аригассы дома. Вначале появились ветвистые, раскидистые рога ( на них гроздьями были прикреплены красные ягоды и листья чертополоха ), потом большие, наполненные кошмаром глаза, нечеткий рот, и лишь в самом конце – злочастный хвост, с заостренной пикой на конце. “С этого дня ты будешь переправлять мне все письма, что проходят через твои руки”, – сурово возвестил он. “Запросто”, – согласилась Аригасса. Черт вскинул лохматые брови и (чуть смягчившись) произнес: за это я буду дарить тебе ростки из небесного сада”. “Тем лучше”, – ответила Аригасса. – “Не смею задерживать”. Черт подивился доброте девушки – и удалился восвояси. Через минуту он опять (несколько раз мигнув своим изображением) материлизовался. “И кстати, это важно. Если меня не будет рядышком, пересылай все письма прямо в Чистилище, там разберутся – куда дальше. В поле “получатель” напиши – мне”. Аригасса кивнула, и в этот момент первая встреча с чертом в этом рассказе оборвалась.
Аригасса не обманывала черта. На каждые письма, что проходили через ее руки, она писала новые. Спасибо волшебным пирогам (они всходили неделями) – у нее была масса свободного времени. Аригасса придумала и тетушку Сюзи, и бравого полковника Смысла, и ( что имеет значение для данной истории) – она придумала меня и Ассагиру. Эти персонажи (и многие другие) активно переписывались, и ( в понимании Аригассы ) она лишь помогала им заклеивать конверты.
Вторая встреча с чертом произошла через несколько времен после первой. В этот раз он удержался от излишнего пафоса, сразу сообщил, что по делу и перешел к сути вопроса.

• Надеюсь, ты читаешь все письма, что мне передаешь. Там есть Ассагира, он пишет письма какой-то другой барышне. Я хочу знать о ней как можно больше. Ну, знаешь, все эти мирские дела: с кем живет, как живет, почему… (Черт запнулся)
• В прошлый раз, когда я думала про тебя, то смогла тебя заколдовать, – в ответ доверительно сообщила Аригасса. – Я только не помню, как это произошло. Что касается твоей просьбы, то я с радостью ее выполню – в обмен на еще парочку кустов из вашего небесного сада.
• Отлично, – пробормотал черт. – Просто – отлично.
  Аригасса выглянула в окно и начала любоваться небесными плющами и виноградом на своем крыльце. Что ни говори, именно они давали ей вдохновение.

Первая встреча произошла у Ассагиры на топких болотах. Как известно, все то время, что она спасала невинных и побежденных, в мире ничего не происходило. Не тонули корабли, не росли ананасы и даже соловьи еще не пели, когда к ней явился сам черт.

• Пошел вон, – сказала Ассагира. – Не хочу тебя больше видеть.
  Черт опешил и торопливо удалился. Удаляясь, он думал о том, как Ассагира его узнала. “Не по ангельским же крыльям, – бормотал черт, – Впрочем…”.
  Второй раз он явился к ней в образе воина, что победил всех и вся, героя и гения.
• Пошел вон, – вновь повторилась Ассагира. – Не хочу тебя больше видеть.
  Чтобы ни в коем случае не встретится с ним на одной дороге, Ассагира потащила все свои чемоданы через все поле. “С глаз долой, из сердца вон”, – прищурившись, пробурчала она.

“Что ж”, – подумал черт. Он перебрал все письма Ассагиры и пару раз позвонил Аригассе. Черт задумчиво потер затылок, выкурил все свои сигареты, перечитал новости в газетах, выкинул карты, руны и весь остальной мусор, посчитал до десяти и лег спать. “Третья встреча была обозначена в первой строчке этого рассказа”, – колдовал он на ночь, – “Она не может не случиться…”.
Черт, конечно же, он был прав.

*

Глава 13
Автор.

Когда-то давно я знал одну прелестную девушку. Она писала про девушку, которая знала еще двух девушек. Эта сложная ситуация (столько имен, явок, паролей и лишних эпитетов) меня, как ни странно, радовала. Как здорово, думал я – и улыбался каждой из них. Одна все время забывала свое имя, вторая его никогда не знала, а двух последних звали вообще весьма странно: Аригасса и Ассагира. Да, уважаемые радиослушатели, это одно и то же имя – написанное с разных сторон. По европейской традиции – и, кажется, восточной.
Первая девушка (которая все время забывала свое имя) часто приходила пить ко мне чай, прямо на кухню. Она приносила с собой бумажный пакет и вытряхивала из него скрученные зеленые листья. Иногда в них цвели васильки, розы, а также прочая цветочная пыль. Мы сидели – долгими, долгими и томными уютными вечерами, держали в руках чашки, время от времени обжигали пальцы – а потом на них дули. Температура на улице всегда была стабильной, благо градусник был искусно кем-то сломан не так давно. А потом – знаете, как оно бывает – упала ртуть. ( Три восклицательных знака, кавычки, дополнительные скобки, а также – море других пунктуационных знаков и ошибочных суждений).
Вторая девушка (которая никогда не знала своего имени) очень любила фокусы. Главным ее фокусом было мнение знакомого философа “Азьм Есть нет Меня и Мир и Никогда Будет ну и ладно А также Маятник”, которым она легко делилась с каждым, кто проходил мимо. Потом громко хлопала в ладоши, надувала связку воздушных (оч-чень воздушных!) шариков и исчезала, вспышкой тая в воздухе. Вторым ее любимым фокусом была всем (оч-чень) известная игра “Неуловимый Джо”. Джо неуловимый – потому что, во-первых, никто его не ловит, во-вторых, потому что зовут его не Джо, а в третьих – потому что его попросту не существовало, как и этой игры, которую она выдумала в один из своих вспышечных концов. “Вспышечне концы – не причина думать, что Ассагиру и Аригассу я выдумала!”, – вспыльчиво произносила она перед каждым из них.
Две последние – Аригасса и Ассагира – очень долго не встречались. Уважаемые, уважаемые радиослушатели! Эту историю вы тоже знаете лучше, чем две предыдущих. Одна поет песни и разносит письма – а вторая шляется по болотам с камнем в руке, луком за спиной, ядом на кончике языка в грубых, мужских потрепанных сапогах. ( “Какие выдали…”, – хрипло взыхала она вечерами, сидя у костра и закуривая очередную самодельную папироску).

Вы спрашивали, кто я. Впрочем, скорее всего мне просто показалось – я так давно хотел услышать этот вопрос. В этой истории есть еще один человечек, маленький такой человечушка, человечушечка, который никогда своего имени не знал.

Наверное, ждал – пока вы сами мне его придумаете.

Другой конец

(Глава 14)

Пустая.